"Ушастый герой-любовник"

Он очень хотел сниматься в кино, но его не брали даже в массовку. Шли годы. И однажды он сказал себе: «Ну и черт с ним, с кинематографом. Я театральный актер — буду играть в театре». Тут все и началось Посыпались звонки и предложения Сухоруков снялся в нескольких картинах, а фильм «Брат-2» принес ему огромную популярность и известность.
— Виктор, вы очень изменились, став звездой?
— Недавно я приезжал на родину, в Орехово-Зуево, и моя подружка детства Марина обвинила меня в том, что я изменился, стал другим. А как же — я ведь давно живу в Санкт-Петербурге, среди других людей, я не мог не измениться.
— К кому на родину вы приезжали?
— К сестре Гале. Мама моя была из Владимирской области, а папа — из Москвы. У Гали муж умер, и я помогаю ей растить сына Ванечку, моего племянника. В прошлом году Ване исполнилось десять лет, и я осуществил его мечту — повез их на море по путевке. Впервые в жизни и Галя, которой сорок лет, и Ванечка увидели море. Я повез их, как Шукшин, поездом, в отдельном купе. И погода была чудесная все двенадцать дней. Мы нагулялись по экскурсиям, я сводил их в обезьянник и обратно в Москву отправил самолетом. Когда брал билеты, то попросил: «Дайте у окошечка, первый раз летят». — «Первый раз? Ну тогда я дам вам такое место, будете тетю Люду сто лет помнить!» И вот идут они по салону самолета, Галя и Иван. Тут она и говорит: «Ваня, у тебя вся жизнь впереди, поэтому у окошка сяду я». И он даже не спорил! Села сестренка моя любимая — может, она и есть идеал моей женщины? — у иллюминатора, глянула в него и не отрывалась до самой Москвы. Мне кажется, умри Галя, умру и я, они с Ванечкой для меня плоть, кровь и, может быть, даже мое будущее.
— У вас своих детей нет?
— Я не создал семью в общественном ее понимании. Загс, фата, печать, семеро по лавкам, походы в музей, дневник с двойками, пиво по воскресеньям. Когда нужно было создавать эту личную жизнь, я как раз свою карьеру выстраивал, и это была одна из причин, которая помешала мне все сделать вовремя. Нынешнее положение вещей в моей личной жизни меня устраивает.
— Первая любовь у вас была?
— Девчонки относились ко мне по-товарищески. Было примерно так: Танька Костю полюбила и посылала меня к нему как курьера. Я бежал к краю футбольного поля звать его: «Костя, тебя Таня Андреева ждет!» А Костька сплевывал по-взрослому в сторону и косолапым шагом шел к ней разбираться, чего ей от него нужно. Потом были у меня романы, да и сейчас есть. На мою беду, есть женщины, которые любят меня, но я не отвечаю им взаимностью. Они не обижаются, они уже меня знают.
— Кто же вам по утрам кофе варит и в постель подает?
— Терпеть не могу, когда мне что-то подают. Лучше я сам. Я и пол с удовольствием вымою. Дом у меня очень уютный, даже бабий: абажуры, картины, цветы. Если бы меня с малолетства баловали, я, может быть, и любил бы, чтобы за мной ухаживали.
— Вы всегда хотели стать актером?
— Очень хотел. Мать с отцом — простые совсем люди — не принимали это всерьез. «Куда ты лезешь, там все по блату». Денег на электричку мама не давала, ну и не надо! Украду у нее гривенник и поеду до Москвы «зайцем», а гривенник на метро потрачу туда и обратно. Дома репетировал. Рисовал на запотевшем стекле рожицу и читал этой рожице Блока и Чехова, потому что мне сказали, что надо читать и смотреть в глаза комиссии. А где глаза-то взять? Мать с отцом на работе, а Галя маленькая еще, не понимает. Поступал я с мечтой и желанием, но меня не приняли. Откуда я знал, что мне, маленькому, ушастому, конопатому, не надо было читать Блока: «Под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая...» «Дозрел» я в армии и потом поступил в ГИТИС.
— А героя-любовника вы могли бы сыграть?
— С удовольствием сыграл бы, но мне не дадут.
— Почему?
— Может быть, из-за внешних данных: острые уши, колючий глаз, маленький рост. У меня у самого по этому поводу комплексов нет. Крестным отцом моим в завоевании мной внутренней свободы был Петр Фоменко, который после ГИТИСа сразу взял меня на роль семидесятилетнего старика, — тогда он был в нашем питерском Театре комедии главным режиссером. Он воспитал во мне порядочное бесстыдство.

Наталия КОРНЕЕВА