Все, с криминалом я завязал!

Сухоруков — это отнюдь не только брат Витя. Это и главный Ленин постсоветского экрана. В роскошном эстонском фильме «Все мои Ленины» он сыграл... пятерых Ильичей — оказывается, именно столько двойников было у вождя на случай чего. Но первый его Ленин был сыгран еще в прославленной «Комедии строгого режима», остающейся одним из лучших фильмов девяностых годов. Сухоруков гениально сыграл перерождение маленького забитого человечка, которому в зэковском спектакле досталась роль вождя, в пахана всей зоны. Сегодня он играет у Олега Меньшикова в «Игроках», а 1 августа состоялась премьера нового фильма Егора Кончаловского по роману Даниила Корецкого «Антикиллер». В боевике Сухоруков сыграл не главную, но важную роль Амбала — предводителя банды отморозков, который в детстве получил тяжелую черепно-мозговую травму и так и остановился в развитии на уровне 14-летнего подростка.
<

«Не хочу всю жизнь быть Витькой Багровым»

— Честно говоря, после «Брата-2» думала, что большего негодяя сыграть невозможно. Посмотрев «Антикиллера», поняла, что для этой-то роли надо было стать последней сволочью. Куда же дальше, Виктор?

— Ура! Если ты так говоришь — значит, роль удалась. Знаешь, поначалу ведь я не хотел соглашаться. Но мне понравилась компания азартных, талантливых молодых людей, которые любят кино. А самое главное, Егор предложил мне роль не конкретного человека, а, как мы потом сформулировали, сгустка безумия, экспрессионистского портрета сатаны с руками и ногами. Я почему еще взялся? Понял, что это не бандит, не какой-то там воришка-щипач, не фраер. Это нечто такое, при виде чего вы бы перекрестились и воскликнули: «Боже! Свят! Свят! Что это такое? Откуда он взялся? Это же ужас, беда!» Ты примерно это сейчас и сказала.
— Думаете, это такая редкость в жизни? Никогда не встречались с подобными проявлениями?
— Это было давно. (С отвращением.) Он жестоко бил женщину. Она кричала, орала. Потом вдруг у него началась истерика, он разделся догола и шел по улице, крича: «Ухожу! Ухожу! Я всех ненавижу!» И эта же женщина шла за ним и говорила: «Оденься, оденься, Коленька, неудобно, люди смотрят». Это было чудовищное зрелище: агрессия, граничащая с безумием.
— И все-таки вам не надоели бандиты?
— Заявляю во всеуслышание: «Антикиллером» я подвожу черту под криминальным жанром в своей биографии. И делаю это гениальным исполнением роли Амбала! И Даниил Корецкий, встретив меня на спецпоказе картины, лично поблагодарил и сказал, что очень доволен моей работой.
Когда-то я сыграл Ленина в «Комедии строгого режима». Это было начало. Ну, сыграл и сыграл. Потом был фильм «Все мои Ленины», потом спектакли в Питере. И именно в Эстонии, когда я получал приз как лучший актер за фильм «Все мои Ленины», я понял, что мне ничего нового уже не сказать. Ничего не сделать лучше в этом образе. И еще я заметил, что он стал въедаться в меня своей картавостью, ужимками, манерами. Я сказал, что больше Ильича не играю, и простился с ним.
Так и сейчас. Не хочу я оставаться на всю жизнь бритоголовым Витьком Багровым, как Кузнецов — Суховым из «Белого солнца пустыни». Может, я слишком самонадеян. Но почему-то я уверен, что способен проявить себя и в других жанрах.

«Не слышала разве, что кино — это наркотик?»

— Только зритель все равно именно Татарином вас и помнит. И будет помнить.

— Понимаю. Но у меня есть чувство, что еще чуть-чуть — и я сыграю что-то такое, о чем будут говорить. Не далее как сегодня, сразу после этой беседы, уезжаю на окончательные примерки.
— И что это за суперроль?
— Буду играть Павла I. Это же надо! Вот ты говоришь, что прилип ко мне стереотип лысого Татарина, а Виталий Мельников вдруг рискует и предлагает мне роль императора Павла I, царя, которого в кино никто еще не сыграл! И будет напарник у меня кто? Сам Олег Янковский. А знаешь, как он в одном интервью недавно сказал, когда его спросили, где его в дальнейшем можно увидеть? «Вот, — говорит, — к 300-летию Петербурга готовится фильм про Павла I. Буду я играть графа Палена. На роль Павла приглашен Сухоруков. В общем, интересная собирается компания». Он не говорил ни «актер Сухоруков», ни «Виктор Сухоруков». Он просто назвал фамилию. А это значит, что я достиг высшей степени популярности. А вот теперь смотри! (Лезет в сумку и достает фотографию, где он в образе императора.)
— Похо-о-ож!
— А это только первый вариант подтяжки носа. Веришь — нет, здесь минимум грима. Только носик подтянут и бровки опущены. А когда мне нос подняли еще выше, вот так (показывает) — это вообще копия.
— Если посмотреть на вашу фильмографию, видно, что в кино вы стали часто сниматься лишь с 1991 года...
— С 89-го.
— Я имею в виду по три-четыре фильма в год.
— По два, по два, не преувеличивай.
— Ну хорошо. Так вот, вы не боитесь, что либо вы насытитесь кино, либо оно вами насытится? Может, надо остановиться?
— А ты не слышала разве, что кино — это наркотик?
— Любая профессия наркотик, если к ней серьезно относиться.
— Стало быть, я вдвойне наркоман. Это зависимость. Может быть, только потому, что я пока нужен. Мне это интересно, и у меня это получается. Что бы там ни говорили, у меня нет плохих ролей. Есть неудачные фильмы, но роли у меня в них неплохие.

Надорвавшись на съемках у Балабанова, попал в психиатрическую больницу.

— Антигероем вас сделал Алексей Балабанов. Вас вообще считали его талисманом. Почему же в последнем его фильме «Война» вас нет?— Вы что-то впервые за эту беседу погрустнели.
— Впервые говорю сейчас с тобой об этом. До какого-то времени я считал себя актером кинокомпании СТВ, которую создали Балабанов с Сельяновым. Так же, как, например, Дастин Хоффман прикреплен к Columbia Pictures или Аль Пачино — к Paramaunt Pictures. И вдруг в какой-то момент я оглянулся (опять с обидой): кино снимают они много, разного, в Москве, в Питере, а меня там нет. И я понял: этот роман закончился, книжка закрыта. Так я для себя определил.
— Долго переживали?
— Долго. Потому что я привык с Лешей сотрудничать. Впервые именно у него я сыграл главную роль в фильме «Счастливые дни». Потом же у меня больше не было главных ролей. Все-таки 10 лет вместе проработали. И вдруг все закончилось. Неожиданно, без прощания, без рукопожатия. Как-то мне это показалось странно, насторожило и очень расстроило. Сегодня я уже не расстраиваюсь, живу дальше. Мне просто хотелось завершить, если это завершение, свои с ним творческие отношения иначе. Ведь в жизни мы мало общались, не дружили домами, под елкой новогодней я у него не танцевал...
— И все равно, наверное, ему благодарны: свою роль в фильме «Про уродов и людей» вы ведь считаете лучшей?

— Безусловно. Я и сегодня пересматриваю эту картину (люблю пересматривать свои фильмы, вообще люблю себя на экране) и думаю: «А как это у меня получилось? Я ли это? О чем я в этот момент думал?» Такое напряжение было всех сил, такая внутренняя работа, которая довела меня до психиатрической больницы. Не после «Братьев» я ждал успеха, а после «Уродов». Ничего мне не дали за эту роль. Ну и не надо. Будем жить дальше. И спасибо тебе, Леша, что в этом царстве типажности ты доверял мне такие роли, которые мне не рискнули бы дать даже в театре.

«Звонит Меньшиков — а я в трусах и щи варю»

— У вас ведь не счастливо судьба сложилась на сцене? Вы как-то даже назвали себя «театральным отбросом»...
— Вся жизнь моя яркая, разная, насыщенная, а потому красивая. Трудная? Да. Но как сказал один философ: «Трудно, но хорошо!» Подписываюсь под этими словами. И сегодня, пребывая в счастье, зачем я буду крошить зубы, обращая внимания на какие-то детали?
— Ничего себе «детали»: без работы сколько раз вас оставляли!
— Конечно, театр меня не баловал. Мало того, всегда думал, что я театральный человек, до мозга костей. С детства куклы на веревочках были живыми персонажами для меня. Меня и сейчас окружает одушевленный мир. У меня, извини, даже ложка чайная имеет имя. И вдруг театр становится для меня каким-то полигоном проверки на вшивость. Я почему-то все время что-то кому-то должен был доказывать. Да и кино долго меня мариновало, держало в черном теле. На карачках я полз-полз, полз-полз и вдруг в зеркальный лифт влез и — вжих наверх! Хотя и сегодня я отдаю пальму первенства театру при всем моем уважении к кинематографу.
— Считаете вашу нынешнюю работу в театре — в спектакле Меньшикова «Игроки» по Гоголю, где играете сразу две роли — в какой-то мере компенсацией за театральный простой?
— О, это еще одна великая случайность! Меньшиков был в Петербурге и случайно узнал от знакомых, что я в очередной раз ушел из театра. Разыскал меня, а я был тогда на родине, в городе Орехово-Зуево у сестры — зализывал раны после разлада с театральным миром. Раздается звонок: «Здрасьте, это говорит Олег Меньшиков». Вот чудеса-то! А я на кухне в трусах и щи варю. «Я слышал, ты ушел из театра?» — «Да, Олег, ушел». — «Ну что, Сухоруков, давай работать». У меня тогда комок к горлу подошел. И я сказал: «Ты не поверишь, Олег, как ты вовремя позвонил». И сегодня этот звонок приносит мне большую радость. После каждого спектакля предложения разные поступают — и киношные, и театральные.
— Успевай только отказываться?
— Это пока время у меня такое, когда могу позволить себе отказаться. Кто знает, что дальше будет?
— Можно ли сказать, что ваша сегодняшняя бурная жизнь в кино — наверстывание упущенных возможностей?
— Дай Бог, если это так. Потому что когда мне говорят: «Зазнался!», я говорю: «Да некогда мне!» Потому что я и это, о чем вы сейчас говорите, считаю чудом, случайностью, великой удачей, премией Бога!

«В детстве у меня даже одеяла не было»

— Мне кажется, вы не любите вспоминать свое детство. Это потому, что вы чувствовали себя чужим в родной семье?

— Да, но не только поэтому. Поверь, если я начну рассказывать о детстве, а врать я не люблю, то (со злостью) после такой правды многие обязательно скажут, что благополучный, счастливый, удачливый, популярный придумал себе, блин, детство гадкого утенка. Золушки в штанах, с урчащим животом. В общем, люди подумают, что я вру. Не хочу рассказывать, что не было у меня в детстве пододеяльника и наволочки. И одеяла-то у меня не было, а укрывался я с братом маминым пальто. Почему маминым? У ее пальто был меховой воротник.
Когда я там (показывает пальцем вверх) немножко заторможусь в пути, когда я задряхлею и меня немножко скрючит, может, и займусь воспоминаниями. Меня на тему пьянки-то уже замудохали (взрывается), и мои же друзья-приятели говорят: «Надоел ты уже со своими запоями! Хватит!» Но я действительно уже давно трезвый человек. Да, пил, был запойный, шлялся по помойкам, был в яме, вылез, вытянул сам себя, как барон Мюнхгаузен, за волосы из болота! Главное, я понял: вот такой, с перекошенным лицом, слюнявый и тупой, я даже собственной матери не нужен.
Нет, за свои 50 лет я и так уже много потерял «благодаря» алкоголю. Мне есть с чем сравнить, и нынешнее положение вещей мне нравится больше. На сколько меня хватит, не знаю. Я человек слабый только потому, что очень сильный. У меня много знакомых, которые имели в театре в 10 раз больше, чем я. Они были трезвее меня в сотни раз. Они сегодня сгорают, рыхлеют, дряхнут. А я вот сижу в беленькой рубашке в мягком креслице перед вами.
А детство... Оно настолько парадоксально по сравнению с сегодняшним днем и настолько не похоже на сегодняшнего Сухорукова, что даже те люди, которые там, в детстве, презирали меня, издевались надо мной, насмехались, обращаются сейчас ко мне по имени и отчеству.
— Кто у вас близкие люди?
— Моя сестра, племянник Ванечка. Есть такая женщина — Ирина Якимова. Она заведующая библиотекой в городе Колпино Ленинградской области, где я живу. Она мой друг много лет. Есть такие люди, их очень много, которые мною дорожат. А я их берегу. — Вы сейчас влюблены? — Да нет, не влюблен. Я сейчас живу. Купаюсь в любви ко мне, и мне это нравится!

Ольга САБУРОВА.